СКОЛЬКО У МЕНЯ ЛЮБОВНИЦ
отрывок из книги КАК БЫТЬ МУЖЕМ
Есть два сорта мужчин; одним надо много женщин, а другим очень много. Я, кажется, из вторых. А может, уже из первых. Но дело не во мне. Дело в том, что объединяет всех мужчин и возмущает почти всех женщин.
Дело в ежедневных колебаниях мужского компаса вокруг меридиана верности. И если женщина не делает поправок на магнитное склонение других юбок, она не приведет корабль в свою бухточку. А если случайно и приведет, то удержит недолго. Ведь каждый корабль создан для морей, не для бухточек. Каждый! Даже пыхтящий толстенький буксир. ---
Расскажу, как в нашей семье обстоят дела с супружескими изменами. Расскажу откровенно, надеясь, что разводов станет поменьше; ведь у всех разводов причина одна — несвобода. Расскажу и потому, что на наших с женой выступлениях молодые люди часто задают вопрос из заголовка.
А кстати, сейчас мы идем на выступление. В педагогический колледж. Мы приехали из своей деревни и идем по городу Ноябрьску. Октябрь 1995 года, на Севере началась зима, в России никак не кончится.
Обгоняем пожилую женщину, очень скромно одетую, она напевает. Довольно громко. В каком другом нашем городе пенсионерка поет для себя на улице? Где еще есть улицы имени Высоцкого и Цоя? Не слышно мата — верите? — и не видно пьяных. Десять лет мы живем в деревне и не представляем, как можно жить в городе. А теперь... Если город, то такой, как Ноябрьск!
На нашем выступлении будет около двухсот человек. Значит, у нас не больше двадцати секунд, чтобы захватить их внимание. Нам хватит этих секунд. Тема у нас бессмертная: почему мужья изменяют женам?
Идти довольно далеко, и я успею повспоминать. Где еще вспоминать про любовниц, как не в командировке?
---
С первой все началось в тюменском аэропорту.
Я и она проходим регистрацию, мой рюкзак уносят, и тут меня пробивает усталость. Столько перед командировкой переделал — иссяк. В голове вата, в горле песок. Ну, приеду, отдохну. Идем на посадку, а там рядом вывеска горит "Медпункт". И я решаю заглянуть, попросить таблетку.
Не ходите в медпункты, если надо лететь! Они же отчитываются. А лучший показатель бдительности — это количество снятых с рейса. Мне объявили, что у меня, скорее всего, гепатит. У меня лет двадцать назад был гепатит, и я возразил, что при гепатите не болит горло. На меня посмотрели аэрофлотистым наглым взглядом и вызвали "скорую". И даже попытались не пустить за рюкзаком. Пока шел к выходу, мне доказали, что я стану государственным преступником, если не поеду в больницу. "Вы у нас на учете!" — знакомые родимые слова, примерно как "С чего начинается Родина".
№1 пошла со мной искать рюкзак. Нашли, стали в очередь сдавать билет. Все это время я бормотал, как паршиво — попасть в инфекционную больницу, особенно если ты как раз не инфекционный.
И тут моя № 1 спросила, хочу ли я ехать на "скорой помощи"? Я честно сказал: нет. Тогда она спросила: а почему я обязан ехать, если не хочу?
Хорошо помню этот момент удивления. Там, на ступеньках аэропорта. Меня удивила не логика вопроса и даже не та свобода, которая открывалась за этой логикой, меня удивило, что впервые женщина сделала так, что я перестал бояться. В первый раз мой страх угадали и по-женски тактично сняли. Точно знаю с той свободной минуты: такое не забывается.
Мы приехали к ней домой, я проспал без вести часов четырнадцать. Потом сходил за бюллетенем (разумеется, диагноз: ОРЗ). Вечером я навсегда выздоровел, вы понимаете?..
А любовницу № 1 звали Светлана.
---
А вот история про вторую любовницу.
1984-й, старый Новый год. Вечером заезжает балалаечник Юрий Клепалов, и мы едем в дом культуры, в светлое тюменское общество.
Стоим в фойе, втроем. Неизменно 60-летний Евгений Григорьевич Шерман в неизменном зеленом пиджаке, всегда изящный Поэт, ну и я, вполне законченный советский сэнээс. Двери в зал открыты, там Клепалов сел за пианино; он любит играть джаз, сочиняя, конечно. И вот она, моя № 2, выходит из этих брызжущих нот и подтанцовывает к нам. А я и говорю:
— А не могла бы ты станцевать на этой стойке?
Она со всей своей улыбкой запрыгивает на гардеробную стойку и — красные плетеные туфельки — делает три блюзовых шага. На четвертом подставляю руки, и она скользит вниз.
Тогда я почувствовал: с мужчиной что-то происходит, когда женщина танцует только для него. А через два года понял, что именно.
---
Случай был с моим приятелем. Жена у него уехала в отпуск, на юг, вместе с дочками. Он стал осваивать девушку. И однажды утром:
— Представляешь, завернулась в пледушок и станцевала мне джигу!
Я не знал, что такое джига, он объяснил: старинный такой ирландский танец. С прыжками и с гиканьем.
Через несколько дней появились последствия. Он их весело называл: джигашвили, однако измучился: ходить в диспансер? Или? Наконец решили пойти вдвоем, я для моральной подпитки.
Приличный зал. Возле стен сидят люди, смотрят. В центре стол, к столу очередь, и женщины, и мужчины. За столом сидит Безгрешная, прям-таки курсант танкового училища. Она ведет предварительную запись и первым делом спрашивает:
— Вы к накожнику или к мужскому?
Накожники отвечают громко и гордо, будто развертывают знамя. Остальные шепчут, но Безгрешная повторяет отчетливо:
— К мужскому!
Потом:
— Фамилия?
Он (тихонечко):
— ......!
Она (громко, как прокурор):
— Петров! Место работы?
Он:
— .............!
Она (торжествующе):
— Автобаза! Домашний адрес?!
Потом ожидание приема. Разные лица с одним выражением: ни одного женского атома! Хватит! Ну, разве что с женой, и то — если вылечат.
А плакаты на стенах! Отовсюду пикируют спирохеты, гонококки, грушевидные трихомонады и прочая сексуальная нечисть. Нет чтобы написать: "Друг! Ты попал в беду. Но ничего, крепись! Не ты первый, не ты второй. Вот наша рука! А в ней шприц с тетрациклином или, там, с нистатином. Мы тебя вылечим! Жизнь прекрасна, дружище!". И всё такое...
Примерно об этом мы говорили перед врачебной дверью, а потом, после анализов, врач ему сказал:
— Поздравляю, молодой человек! У вас не только триппер, но еще и трихомоноз!
Однако результат лечения сразу же стал, так сказать, налицо. Мой повеселевший приятель перед каждой таблеткой рубил воздух кулаком:
— Так и надо! Крой, трихомонада!
Конечно, это помогло быстрому выздоровлению, но не настолько быстрому, чтобы избежать скандалов. Семья оказалась на грани. Человеку доставалось сполна. И когда жена в очередной раз ушла к маме, я спросил: жалеет ли он о той ночи?
Он сказал сразу и твердо:
— Не жалею! Такая джига была, ты что! Ну разве жена может такое?
И тут я вспомнил свой старый Новый год и понял: когда женщина танцует для одного мужчины, она запоминается навсегда. Даже если у них не роман, а новелла.
А мою любовницу № 2 звали Светлана.
---
Самая красивая у меня была четырнадцатая. Мне это подтвердила книга с фотографиями музейных экспонатов. Был целый разворот с бюстами Нефертити. Штук сорок Нефертить из музеев всего мира. И одна — из музея Шарлоттенбург, Западный Берлин.
У меня книжка раскрылилась на коленях, я сижу, думаю: "Так и знал! Только с Нефертити может такая возродиться красота!".
Но моя девушка была лучше! При полном сходстве — лить-не-вылить! — с берлинской. Потому что у той уцелел только один глаз, а у моей Светланы оба благородно-серые, как серебро.
---
А лучше всех мне было все-таки у двадцать, кажется, восьмой. Она попросила подождать, дала ключ от своей квартиры. В кухне у нее стояла миска с натертой морковью. Одинокая такая, вполне декабрьская миска, похожая на меня. Тогда я написал стишок про тогдашнего себя.
После чего сел в ванну греться. Скоро пришла она, и я понял, что прочитала. Потому что молча стала мыть мне голову. А я сидел и тихо говорил:
— Господи, как мне хорошо! И ничего больше не надо! Ничего не надо!
Мужчина, которому тихонько и неожиданно моет голову любимая женщина, никогда ее не забудет.
И я помню, зовут ее Светлана.
---
А в свою шестьдесят — уж не помню — какую любовницу я влюбился в 1989-м, когда показывали Первый съезд народных депутатов. Она заплакала, когда Казанник, депутат от Омской и Тюменской областей, шел к микрофону отдавать свое место Ельцину. Она кричала ему:
— Наш! Давай! Давай, Казанник!
И плакала — от гордости за Человека. А я заплакал, глядя на нее, — от гордости за Женщину.
---
Ну и последняя — семьсот, что ли, какая-то. Или восемьсот? С ней мы недавно ехали на велосипедах по лесной дороге. Это, между нами, возбуждающее зрелище — когда ваша любовница с загорелыми ножками едет себе рядом, как будто так и надо. Уже темнело, навстречу мало машин, поэтому я заметил, как одна развернулась, нас обогнала, а потом остановилась. "Вольво", знаете ли. Выходит вполне интеллигентный мужик, с породистым носом, извиняется и спрашивает:
— Мы тут поспорили с женой: вы отдыхающие или живете здесь?
— Конечно, живем.
Он кидается на сиденье и уличительно:
— Ну, что я говорил?!
Разворачивается и едет в рычащую Тюмень. А мы хохочем и едем в другую сторону.
Он говорит ей в машине, что вот — живут же люди в деревне и ездят на велосипедах в лесу. А она ему: запрешь меня в этом лесу и заведешь любовницу в городе. А он: причем тут город? Ты думаешь, кто на велосипеде? Жена, что ли? Ты думаешь, бывают такие жены?
---
Э-э, да мы, кажется, подходим. Вот это место, где наши двести человек. Двести ребят и девушек, которым 16-18 лет. У которых мы спросим, когда завоюем их доверие:
— Кто допускает супружеские измены в своей будущей семье?
И мы уже знаем, что даже здесь, в интеллигентном городе Ноябрьске, будет лес поднятых рук. Нам каждый раз страшно в этом лесу. В нем видно, как заблудилась Россия.
Мы идем, чтобы этот лес поредел. Чтобы в нем появились поляны.
Я выберу парня — задиру, шута, почти хулигана, всегда есть такие. Я буду терпеть его выкрики, ужимки и незатейливый доказарменный юмор. Постепенно я сделаю так, что он пару раз искренне всхохочет, пару раз тонко улыбнется, а потом затихнет и начнет незаметно кивать. А часа через два мы их подведем к финалу. Я подойду к нему вплотную, положу руку на плечо и скажу:
— Парень! Ты не верь на слово, но я знаю: тебе нужна только одна женщина. Только одна. И я бы хотел, чтобы она была твоей женой. Чтобы тебе повезло, как мне. Потому что это она — Светлана Ермакова, видишь, вон она стоит, это она - номер один, два, четырнадцать, двадцать восемь и семьсот забыл уж сколько там. И еще я тебе желаю, чтобы твоя жена была тоже красивой, как рассвет, и умной, как природа. Чтобы она тоже знала, что в самом сухопутном месте срываются в море корабли. И что есть мужчины только двух сортов.